«Спектакль идёт четыре с половиной часа. Всё-таки Достоевский!» — в тоне капельдинерши слышится нотка хвастовства. Это понятно: не каждому театру под силу воплотить на сцене сложные, неподъёмные, густонаселённые романы Фёдора Михайловича. «Старый дом» дерзнул поставить «Идиота», причём, как водится, спектакль должен быть «современный зрителю».

Вместо какой-либо новой интерпретации материала Прикотенко выбирает старое доброе прямолинейное осовременивание. Не то, чтобы в этом было что-то плохое, но идея уже не просто не нова, она очевидна. Да и играя в современность главреж «Старого дома» проигрывает нашему главному любителю осовременить классику — Тимофею Кулябину. Кстати, случайно или специально, но многие сцены «Идиота» из-за проекций на заднике и общей темы принесения любви и красоты в жертву сильно напоминают кулябинский «KILL». И возникающее сопоставление выходит не в пользу «Идиота».

Спектакль всё же пытается забросить какие-то нестандартные ходы. Например, описание обещает превращение героев в «детективные сюжеты», и действительно, начинается спектакль с того, как под мрачную минималистичную музыку (композитор — Александр Карпов) по заднику углублённой, обшитой металлом сцены без декораций, ползёт текст полицейского протокола о допросе подозреваемого Мышкина Льва Николаевича. Но на этом заброшенная было тема оборвалась.

Другой мотив — христианства, важный в романе, тоже закинут, но не раскрыт. Проецируется красиво на задник та самая картина Гольбейна-младшего «Мёртвый Христос во гробу», выкинь её — ничто не потеряется. Братаются Мышкин с Рогожиным на крови, а не меняясь крестами. Впрочем, Бог с ним, с христианством, оно же для Достоевского важно, не для нас.

Такая «недокрученность» «Идиота», видимо, связана с тем, что инсценировку написал не приглашённый драматург, а сам Прикотенко. Своё литературное дарование главреж «Старого дома» переоценил. Даже удивительно, как можно было сделать глубоких персонажей Достоевского такими одномерными. Настасья Филипповна (Альбина Лозовая) — стереотипная стерва и манипуляторша, даже когда говорит о пережитом в двенадцать лет насилии. Аглая (Анастасия Пантелеева) — стереотипная пустая и капризная девчонка из богатой семьи. Ганя Иволгин (Ян Латышев) просто хочет денег, и очень смешно и актёрски неоправданно звучит его реплика про внезапный порыв великодушия, когда он переводит пятьсот миллионов обратно Рогожину (Александр Вострухин), как и неправдоподобно то, что перевести такую сумму можно запросто через «Сбербанк онлайн». Одна из ключевых сцен романа, важная для понимания многих персонажей — сожжение денег в камине — понятное дело, отсутствует. Актёры вроде бы органично, но слишком предсказуемо существуя в рамках своих ходульных амплуа, то и дело срываются в излишнюю патетику, а кое-где просто в дикие и неприятные крики.

Единственный актёр, подобранный не под стереотип, превратился в самый большой промах — Вострухин в роли Рогожина, который похож не на сына олигарха, а на чёткого пацанчика, чей криминальный максимум — отжать мобилку. В нём нет ни безумной страсти, ни безумной ревности. В спектакле присутствие Рогожина в любовном многоугольнике так незначительно, внимание так смещено на провальные интриги семьи Иволгиных, что кульминационное убийство Настасьи Филипповны выглядит случайностью, как если бы её сбила машина.

Конечно, ставить «Идиота» есть смысл, если есть Мышкин. Стародомовский «Идиот» состоялся благодаря Анатолию Григорьеву, который играет не князя Христа, а скорее чудака из «Даун Хауса», только с первоначальным драматичным финалом, и персонажа, которого ведут сложные внутренние течения мысли. Его любовь к Настасье Филлиповне — любовь на почве общей травмы, материализовавшейся в спектакле в мультфильме «Ну, погоди!».

Ещё больше играет на углубление образа персонаж-альтер-эго Мышкина — Ипполит Терентьев (Тимофей Мамлин), которому Прикотенко дарует желанную смерть: он убивает себя, засунув ружьё в зад (надо заметить, что Прикотенко, видимо, из тех, кто считает, что немного задниц всегда улучшат произведение искусства).

«Идиот» «Старого дома» получился вполне рядовым спектаклем, логично вписавшимся в линию других работ Андрея Прикотенко. У этих работ есть свои поклонники, да и одноразового любопытства спектакль достоин. Но сможет ли спасти мир эта красота? Едва ли.