«Слышишь плач? Это она, Роженица»

Сейчас мало кто интересуется древней Японской культурой, но экспериментальный театр Imperium Theater находит силы в потустороннем, не боясь сравнивать старые кайданы и новые городские легенды. 

Кайдан — традиционный фольклорный жанр в Японии, созданный для запугивания слушателя; рассказ о встречах со сверхъестественным: привидениями, демонами, ведьмами и тому подобном; аналог европейских быличек и историй о привидениях. 

Вечером 16 мая в «Доме да Винчи» звучал ветер, несший шёпот соседей, могильные стоны, заупокойные игры на сямисэне (прим. трёхструнный музыкальный инструмент, европейский аналог — лютня) и сякухати (прим. бамбуковая флейта). Под фрагменты из японских фильмов ужасов и городских снимок труппа Imperium Theater проводила читку. Перед зрителями, одетые в кимоно, оказались неупокоенные безымянные духи. Отыграв сцену боя на катанах, они, то сосредотачивались перед, то расходились по залу. На мгновение зрители оказались «добычей тех, кого называют супостатами Будды, из племени бесов и оборотней». Они вместе с посетителем синтоистского храма (прим. храм/святилище синто — место, где проводят ритуалы в честь богов) находили заблудившегося странника, боролись пауком-демоном, и хоронили монаха, разорванного на куски безобразным тэнгу (прим. существо из поверий в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом, иногда с крыльями). Поднимаясь в горы, они видели девушку, «прекрасную обликом, в платье косодэ какого-то необыкновенного, неописуемого цвета», ловящую пули на лету с улыбкой «пионово-алых уст» и получали страшный урок от куртизанки Миягино, накликавшей беду слезливым расставанием с супругом. 

Фото: из личного архива театра

Жители российского города XXI века очутились в мире полном опасностей. В нём любой ночной гость, пришедший на ночлег, мог оказаться вампиром; мужчина, не выносящий шумных компаний — исчадием Ада; ребенок, плачущий от прикосновений матери — проклятьем ведьмы. Призраки, читающие стихи о «бедствии сердца» и «вечной тревоге», бесшумными тенями проходили по залу, раскидывая розовые лепестки сакуры — символ возрождения, красоты и смерти. 

Было ясно, что на этом празднике, живые — лишь гости. Хозяева вспоминали танцы-жертвоприношения, в которых разноцветные веера порхали легче крыльев бабочки. Так они показали свою готовность перейти в новый век и начать историю о городских легендах Поднебесной.

Благодаря менталитету японцев их городские легенды отличаются от «страшилок» других стран. Они посвящены страшным панорамным существам, которые из мести или просто злых побуждений, вредят живым. Обычно в качестве главного героя выступает онрё — обиженный дух, вернувшийся в мир живых ради восстановления справедливости или исполнения проклятья. Такое привидение не может обрести покой, пока не исполнит свой замысел. Также можно отметить влияние жанра кайдан на стандартный вид японской городской легенды: потусторонние силы вступают в контакт с человеком, фатализм, злобность «демона», небольшое количество ярких персонажей. В самих легендах видны аналогии с европейскими или американскими, например, часто возникающий мотив вопросов, где неправильный ответ может привести к жутким страданиям или даже смерти.

Фото: из личного архива театра

Городские легенды Японии отличаются игрой на чувствах попавшего в не то место в не то время. Здесь зрителям довелось столкнуться с мучительными сценами смерти ребенка на детской площадке и пережить страдания матери, решившейся на смерть после потери единственной дочери. Демоны, имеющие огромную власть над человеком, в этих легендах больше не обязаны скрываться на рассвете и способны свободно проникать в жилище, но некоторые чтят традиции и выбирают для своих вылазок прошитые лунным светом полуночи, как в истории «Испытание любви», «Красный человек» или «Кошка-демон». Отныне зрителей окутывала полицейская тайна, игра на доверии и эгоизме, чувстве собственного достоинства. Это уже не были сказки о шабашах на горе, откуда заблудшего путника отпускали без зрачков, с хвостом и зеленой кожей, не истории, кажущиеся забавными из-за непонимания восточного менталитета, а кровавые граффити на всеми забытых улочках и игральные карты на местах убийств. Теперь, стоило лепестку сакуры попасть на одежду зрителю, он его сбрасывал с себя, резко оборачиваясь на просьбу детского голоска: «Поиграй со мной!». 

Когда истории кончились и призраки с веерами принялись кланяться, на руках некоторых зрителей все ещё горели отпечатки пальцев существ, пытающихся увлечь их за собой во тьму. В рефлексии после читки гости отметили, что и не догадывались о таком многообразии хоррор-историй в средневековой и современной Японии, ограничиваясь всемирно известными Самарой Морган и Каяко Саэки. Если некоторые кайданы могли показаться зрителям глупыми и смешными, то страх, трансформировавшийся под влиянием времени и западной культуры, уже ощущался лучше и был впитан аудиторией.